Место для битвы - Страница 94

К оглавлению

94

– Что за бред? – изумился Духарев.

– Кому бред, а кому и сказка красная!

– И что, этому верят?

– На торгу народ к красному слову доверчив! – Мыш осклабился.– Я-то помню, какой ты дурачок был, когда мы встретились, но люди-то не знают и всякие басни плетут. Вона в Переяславле на торгу про тебя пели.– Мыш взял в руки невидимые гусли, затянул тенорком.– Повстречал князь наш Игорь-батюшка во поле войско несчислимое, печенежское. И вело то войско чудище страшное, само сплошь железное да на железном коне…

– Слушай, давай простыми словами,– попросил Духарев.– У меня от твоего пения уши болят.

– Можно и без пения,– согласился Мыш и продолжил: – …И явился князю нашему витязь великий, именем Серегей, прозвищем Перунов Гром, и говорил, что один лишь он то чудище побить может. И велел князь боярину Асмуду проверить витязя – и побил тот Асмуда. Но пожалел, не стал жизни лишать. А потом выступил против чудища степного железного да схватил его да вырвал из седла и грянул оземь, так что лопнуло железо и вышел из чудища дух огненный. И бежали в ужасе печенеги, побросав богатства, прежде добытые. И забрал князь те богатства, говоря: мое это, по княжьему праву.

И сказал тогда Серегей-варяг, Перунов Гром слово заветное. И по слову тому кануло в землю сыру печенежское злато-серебро.

И рассердился было князь-батюшка, да утишил гнев. И рек так: «Иди ко мне, Серегей, Перунов Гром! Одесную будешь сидеть, из чаши моей пить!»

Но отвечал ему воин Перунов: «Не тебе, но сыну твоему служить буду, коли поставишь пестунами ему Свенельда, воеводу славного, да Асмуда-боярина».

И сказал князь: «Быть по сему, коли вернешь ты мне злато-серебро печенежское».

И рек тогда Серегей, Перунов Гром: «Почто тебе богатство печенежское, неисчислимое, княже? Дни твои исчислены. Мертвому злато – без нужды».

– Во как закручено! – не без восхищения произнес Духарев.– И кто же это, интересно, певцов тех надоумил?

Мыш с Гораздом переглянулись.

– Понимает дело! – одобрительно отметил Горазд.

– Угу! И не скажешь, что варяг!

– Ты на варягов бочку не кати! – огрызнулся Духарев.– Говори, что думаешь!

– А что тут думать! Песни те тебя славят да Свенельда. Ну ты хоть печенега убил, а Свенельд – что? Смекаешь?

– Угу. Ладно, увижу – спрошу.

Ну воевода! Ну хитрая лиса!

Свенельд знал все. И про золото – тоже. Духарев рискнул: доверился. Шила в мешке все равно не утаишь. Слишком многие знают об этом кладе. Вернется Игорь в Киев – что будет? Пойдет слух, что некий варяг золото у князя отнял – Игорь «потеряет лицо». Придется тогда князю брать Серегу в оборот.

«Ты не тревожься,– сказал Сереге Свенельд.– Ты теперь – мой. И послужил мне как никто. Вот и ты теперь положись на меня. Плыви себе в Полоцк, привози своих. Я позабочусь.– И на прощанье напомнил: – Десятая доля – мне. По уговору. Не забыл?»

«Бери хоть половину!»– щедро пообещал Духарев.

«Десятую долю,– строго сказал Свенельд.– Мне лишку не надо, я не Игорь. Мне люди верные нужны. Такие, как ты. А злата еще добудем!»


С тем Серега уехал.

И теперь убедился: воевода Свенельд просто так языком не треплет, за базар отвечает четко.


Пока Серегу знакомили с новостями, за столом народ продолжал веселиться. Бочонок греческого пришелся как нельзя кстати. Серегины девки-челядинки, с молчалового согласия хозяйки, мостились рядом с распоясавшимися дружинниками, звонкоголосый Понятко, опростав рог, затянул на пробу: «Как во славном граде Киеве…»

Отрок-вестник, которого надлежало встретить еще у ворот, стоял на пороге трапезной. Оглядывался, ища хозяина.

Духарев махнул ему рукой.

– Свенельд-воевода велит пожаловать к нему,– сказал отрок.

– Прямо сейчас? – спросил Духарев.

– Немедля.

– Еду,– коротко ответил Духарев.

Глава пятьдесят вторая
«Я ему говорил…»

– Я говорил ему,– рассказывал Асмуд.– Напомнил твои слова, Серегей. Но он только посмеялся: вот мы в Искоростене. И кто нам посмеет помешать? Князя их, Мала, в поруб посадил. Велел дружинникам ходить по дворам, вытрясать из ларей, а кто противиться станет – бить. Много собрали. Вы видели, что я привез. А ему все мало было. Говорит: надо дочиста подобрать, чтоб тебе, Свенельд, не досталось. А Скарпи его еще подзуживал. Я говорю: довольно! Беда будет! А он: ты уж говорил, Асмуд, что нам у древлян беда будет! А у нас полны возы. Вот поеду, еще такой беды наберу. А ты в Киев езжай, к Свенельду, князю древлянскому и уличскому, от Мала-князя, из поруба, привет передай!

И поехали.

А на другой день догнал нас вестник. Говорит: как мы уехали, городские Мала из поруба выпустили. И вышел Мал навстречу князю: уходи, говорит. Вымел уж все подчистую!

Игорь велел: опять его в поруб, но свои за Мала вступились, навалились кучей. Дружину – кого побили, кого повязали. Князя нашего тож. Спросили Мала: что делать? А тот и говорит: коли повадился волк к овцам, так не успокоится, пока всех не перережет. Так и этот. Если не убьем его, всех нас погубит.

И убили.

Асмуд вздохнул. Выглядел он неважно. Словно враз постарел лет на десять.

– Не убивайся ты,– сказала ему Ольга.– Судьбу не обойти. У мужа моего с древлянами с самого начала неладно было. Едва княжить стал – они уже в сторону от Киева тянули. Потому их под Свенельда и отдал. Вольно ему было со смертью играть! Не мальчик. Седьмой десяток разменял. Что делать будем, бояре?

– Я им покажу, как княжью кровь проливать! – скрипнул зубами Асмуд. – Только вели: завтра ж возьму дружину и древлян этих…

– Погоди! – остановил его Свенельд.– Побить древлян – можно. Но торопиться – не следует.

94