Место для битвы - Страница 93

К оглавлению

93

– Присылай,– разрешил Серега.– Можешь и так прислать. Гололобу я всегда рад, а Артак – челядин мой. Сам знаешь, я его при гриднице не потому оставил, что в моем доме ему места нет.

– Знаю.– Жеребец Устаха недовольно фыркнул, обогнув разлегшуюся посреди улицы свинью. Его всадник слегка наклонился и вытянул свинью плетью. Животина, взвизгнув, мигом очистила дорогу.– Ты к Свенельду когда пойдешь? – спросил Устах.

– Когда позовет. Ему, небось, доложат, что мы вернулись.

– Дело твое. Понятко!

– Я! – звонко отозвался молодой варяг.

– Возьмешь свой десяток – и с сотником.

– До встречи, Серегей!

– До встречи!

Устах махнул рукой, и дружина повернула на Подол. А сам сотник с десятком воинов, челядью и носильщиками поехал к Горе, обители киевской боярской знати, богачей и Власти.

Серега теперь и сам числился хоть и не княжьим, а воеводы Свенельда, но боярином. И дом у него был, Свенельдов дар, – на Горе, внутри стен. Рядом со Свенельдовым подворьем.

У внутренних ворот княжьи отроки, вместо того чтобы как положено спросить, кто да зачем, – молча салютовали сотнику. И даже старший стражи, нурман, приветствовал Серегея поднятой рукой. Серегей сдержанно кивнул – как равному. Ну, почти равному.

А у собственных ворот его уже ждали. Управляющий, привратник, ключница, конюшие… Чертова прорва народу! Вечные какие-то разборки. И еще из Полоцка челяди навезли. Одно приятно: теперь это не его проблемы. Теперь здесь Слада.

«У нее не поворуют!»– подумал он не без гордости.

Серега придержал коня.

– Ну как, нравится?

– Очень! – Нежная улыбка на пухлых губках– только для него.

– Наличники и петухов новгородец резал! – похвастался Серега.

– Вижу! Очень красиво!

Еще бы не красиво! Три этажа, коньки на крыше, резьба на всем, даже на надворотной кровле, двор вымощен, сараи да конюшни выбелены. Тесновато немного, да ведь это – Гора. Тут с местом всегда проблемы.

Управляющий сунулся было: доложить. Духарев отмахнулся: потом, к ней – и показал на жену. Банька истоплена? Комнаты готовы? Коней – кормить, чистить. Дружинников – поселить в гостевых.

– Понятко, вы как? Трапеза сначала – или банька?

– Банька!

– Но после нас!

– Да ясно! Только вы, это, не очень долго… размывайтесь! – подмигнул Сладе.

– Болтун ты, Понятко! – сказала Серегина жена.

Понятке позволялось многое: друг. Почти младший брат. Хотя, если по годам, то молодой воин постарше красавицы-булгарки. Но старшинство – не только от возраста. А серебро Поняткино – у Сладиславы в распоряжении. Пока в бочонке, а весной в дело пойдет. Прибыль пополам. Убыток, ежели что,– тоже пополам. По-свойски.


Отдохнуть Сереге не дали. Едва лишь из бани вышли – гости. И какие гости! Горазд с Мышом!


За тот год, что не виделись, Горазд еще немного раздобрел. И седины прибавилось. А Мыш вымахал на голову выше сестры, в плечах раздался, костлявый, тощий, жилистый.

Брат!

Обнялись. Полюбовались друг другом.

– Вижу-вижу! Кто тебе голову брил? Свенельд?

– Он!

– Любо! Племяша покажи!

Сын сестры – это серьезно. По родовым законам брат матери – ближе отца.

– Успеешь, налюбуешься!

– А правду говорят, что ты самого Асмуда побил?

– Врут!

– Жалко! А я, Серегей, ой ловок на мечах стал! Скажи, Горазд? Любого гридня сделаю! Я у ромеев учился! Показать?

– Успеешь!

– А правда, ты князю киевскому смерть предсказал?

– Слушай, Мыш, остановись! Успеем еще наговориться!

– Да ну тебя! И запомни, я нынче не Мыш, а Мышата!

– Кто-о?! – Серега расхохотался, а Мыш обиделся.

Выручил Горазд.

– Мышата – это я придумал! Не гоже такого тароватого купца мелким зверьком кликать!

– Что, такой толковый?

– Не сказать, какой толковый! Слов нет!

Мыш тут же надулся от гордости.

Но тут вовремя возник управляющий, шепнул что-то Сладе: сообразил, под кем ходить будет.

– К столу! – скомандовала Сладислава.– Яства стынут!

Глава пятьдесят первая
Серегей, Перунов Гром

Когда заморили червячка, Серега улучил момент, отозвал Горазда в сторонку:

– Утварь драгоценную поможешь продать?

– Ясно, помогу. Чья утварь-то?

– Больше ромейской работы. И… лучше ее продавать подальше отсюда.

– А поглядеть можно?

– Не сейчас. Сейчас она в земле схоронена.

– А-а-а…– Горазд поглядел, прищурясь.– Значит, правду говорят про ту… дань?

– Что говорят? Кто?

– Успокойся. Не народ. Так, меж своими слухи ходят. Я болтать не буду, ты знаешь.

– А что еще говорят?

Вместо ответа Горазд позвал:

– Мышата!

Серегин названый брат что-то очень серьезно толковал желтоголовому, как одуванчик, племяннику. Маленький Рад дядю слушал, но времени даром не терял: грыз медовый пряничек.

– Мышата, поведай, сынок, что слыхал о герое нашем! – Горазд хлопнул Серегу по спине.

– Это можно,– степенно отозвался Мышата.– Только, брат, чур, уговор. Я те – слухи, ты мне – правда то иль брехня. По рукам?

– Ах ты торгаш хитрый! – Духарев сгреб Мыша в охапку.

– Пусти, медведь! – затрепыхался Мыш.– Ребры поломаешь!

– А будешь со мной рядиться? – грозно вопросил Духарев.

– Не буду, не буду!

– Тогда живи,– Серега разжал объятья, Мыш отряхнулся, поправил одежку, вернул на место сдвинутую золотую гривну.

– Говорят: ты сын Олегов! – Мыш ухмыльнулся, показав редкие зубы.

– Чего?!

– Того! – Очень довольный Мыш подбоченился.– Говорят, родил тебя Олег тайно от полюбовницы, девы небесной, и спрятал до времени, поручив тебя ведунам да чудищам лесным. И сидел ты в дупле дубовом тридцать лет и три года, а нынче вышел.

93